Поэт интересен, прежде всего, своими стихами. Небанальностью мыслей и образов, свежестью рифм, чистотой художественного восприятия, точностью подобранного слова, и главное, значимостью содержания, будь то лирика или поэзия, близкая к публицистике. Поэт Бахытжан Канапьянов не перестает быть интересен читателю, независимо от того, социализм на дворе или рынок.
Как-то поэт признался, что «умудрился» ни в одном своем стихотворении не упомянуть имя «Ленин», но премию ленинского комсомола все-таки получил – за стихи о Чернобыле. И сегодня поэт – вне политики, и уверяет, что столкновение с нею всегда оказывается для него крайне тяжелым. В свое время автору стихотворения «Позабытый казахский язык» устроили настоящий разнос, пытались приклеить ярлык националиста советского периода.
Сейчас Бахытжан Канапьянов продолжает активную творческую деятельность. Недавно в Лондоне в Пушкинском доме прошел его творческий вечер. Выходит в свет семитомное собрание сочинений поэта. В данном интервью поэт, переводчик, издатель Бахытжан Канапьянов рассказал о духовных связях казахстанской поэзии с ближним и дальним зарубежьем, о проблемах издательской деятельности.

- Бахытжан Мусаханович, в 90-х годах прошлого века наши культурные связи даже с ближним зарубежьем оказались разрушенными. Как сегодня обстоят дела в плане книгообмена, совместных проектов, встреч писателей?
- То, что связи были нарушены, произошло не по нашей вине. Такое было время.
Распад СССР, образование Содружества независимых государств, - все это осуществлялось по принципу «шаг вперед – два назад», возможно, потому что суверенитет должен быть выстрадан, а некоторым республикам постсоветского пространства он достался слишком легко. И конечно, потому что наше становление до сих пор проходило под знаком державы, имя которой – Советский Союз. Этого не надо стыдиться, потому что с этой страной связано наше детство, юность, и мы дорожим своими воспоминаниями, своими друзьями того периода, своим становлением, своими творческими открытиями. Это очень важно для любой личности. Ведь вселенная твоя начинается с детского двора и растет вместе с тобой, выходит за пределы родного очага, раздвигается все дальше и дальше. И это отражается в художественных произведениях, способствует духовному обогащению.
Поэтому необходимость налаживать старые литературные связи возникла сразу же после распада. Это было продиктовано и общением с друзьями, которые остались в других странах. В начале 90-х были организованы первые встречи. В какой-то степени благодаря и моим связям сюда были приглашены поэты из России – Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский. Этого события мы ждали долго, и ожидание вылилось в настоящий праздник поэтического духа.
Потом из Канады приезжал Бахыт Кенжеев, теперь он регулярно бывает здесь, и это уже связи с дальним зарубежьем. Я думаю, в результате этих встреч не только читательская аудитория обогащается духовно, но и сами поэты и писатели получают некий импульс для создания новых произведений. Все это стимулирует творческий процесс.
Приезжал американский поэт Петер Оресик. Книжка моих стихов в его переводе «Время тишины» была опубликована в Америке в 1995 году, потом она выходила в Канаде, Великобритании.
Также приезжали многие поэты, писатели, художники, артисты театра и кино ближнего и дальнего зарубежья.
Со второй половины 90-х годов появилось уже, можно сказать, возрожденное и действительно единое духовное пространство. Я, как издатель, как писатель, как поэт, являюсь не только свидетелем, но и активным участником этого процесса, который происходил и в литературе, и в классической музыке, и в живописи.
Сейчас, когда над нами не довлеют идеологические рамки и творческая личность предоставлена самой себе, нас снова выручают те корни, из которых мы происходим. И хотя который уже день идет дождь, но это – алматинский весенний дождь, он очень благотворно влияет на пробуждение творческих сил. Алматы – это вообще уникальное место, я бы сказал, творческая мастерская под открытым небом. Сам ландшафт – поэтический: ущелья, город у подножья гор. Но Алматы уже не тот, у Ольги Коцюбы, художницы, есть серия акварелей «Исчезающий город», там запечатлена та Алма-Ата, из которой мы все вышли. Алматы сейчас принимает форму мегаполиса, это, может быть, и хорошо, но нам дорога прежняя Алма-Ата. И также исчезает, на мой взгляд, тема аула из произведений многих казахских писателей. Не будем говорить, хорошо это или плохо, это уже определяет вектор развития ХХI века.
На самом деле аул, описываемый в книгах многих писателей, не существует в том виде, в каком они его представляют. Это все равно, что образ Японии в произведениях французских импрессионистов, которые видели ее только в своих грезах. За исключением, может быть, Ван Гога, который, как известно, побывал на Яве и Суматре.

- Выходит, казахские писатели в какой-то степени идеализируют аул?
- Живописали сельскую идиллию еще в советское время, хотя там существовали свои проблемы, своя трагедия. И писатели старались показать драму, но с идеологическими запретами невозможно было не считаться. Некоторые писатели силой своего таланта прорывались сквозь эти заслоны. Например, в произведениях Чингиза Айтматова, покойного Оралхана Бокеева палитра красок и художественных образов была действительно на уровне того времени и даже предвосхищала то время.

- Сегодня в произведениях казахскоязычных писателей появляется город, может быть, потому что в городах появилась казахскоязычная среда…
- Город действительно появляется. В этом есть и какая-то уникальность, ведь если взять казахских писателей, которым за пятьдесят, то за некоторым исключением, все они – выходцы из аула. Некоторые, конечно, росли уже в городах, и можно наблюдать такой своеобразный творческий симбиоз, когда взгляд из аула наслаивается на городскую среду. Но чисто городского писателя, который выдерживал бы международные рамки, как, например, создатель романа «Стамбул, город воспоминаний», лауреат Нобелевской премии Орхан Памук, такого нет. Но среда постепенно готовит почву, из которой он мог бы выйти.
Что касается связей с зарубежьем, то мне доводилось часто бывать за границей, были у меня поэтические встречи с другими поэтами и свои, персональные, и не только в Европе, но и в Юго-Восточной Азии, в Малайзии.
Недавно я приехал из Лондона, там прошел мой поэтический вечер. И, в контексте линий, которые мы с вами проводим из прошлого в настоящее, интересно, что вечер пришелся на Первое Мая. А там, кстати, Первомай проходит, как у нас в былые советские годы. На Трафальгарской площади собралось более 200 тысяч человек, были и марксисты, и троцкисты, и «Гринпис». Перед ними выступил мэр Лондона – Кен Ливингстон, его еще называют «красный Кен», это его традиционное ежегодное выступление.
И я вспомнил, как Первого Мая нас, поэтов, обычно приглашали выступать в огромные слушательские аудитории и в Москве, и в Алма-Ате, и в Киеве…
В Лондоне инициатором поэтических встреч стал английский музыкант и культуролог Джулиан Галлант, он же организовал Пушкинский дом недалеко от Британского музея.
Джулиан с супругой пригласили меня выступить, я с огромным удовольствием согласился, и собралось, пусть не двести тысяч, но более двухсот человек. Я считаю, это нормально для поэтической аудитории. Это в шестидесятые годы поэты собирали стадионы.

- Как прошел ваш вечер?
- Было много вопросов, я имел честь наряду со своими стихами прочитать свои переводы казахского фольклора «Кыз-Жибек», произведений Магжана, Абая, Шакарима, Махамбета. Вечер сопровождался выставкой репродукций известных портретов русских поэтов – Пушкина, Блока, Ахматовой. Некоторые мои стихи прозвучали на английском языке, в переводе Ричарда МакКейна. Это английский поэт, переводивший Гумилева, Пастернака, Мандельштама, Абая – через русские переводы.
На вечер пришли студенты из Казахстана, приехавшие в Англию учиться, мои друзья из России, были и рафинированные англичане, которые знакомы с моим творчеством через переводы на английский язык. Такие встречи, безусловно, полезны, потому что творческая личность не должна замыкаться в своем яйцевидном пространстве, в своем мирке. Ей необходимо пробиваться к внешнему миру, здесь движение должно идти от частного к общему, и – вновь переходить на частное. А у нас раньше шло всегда от общего к общему, и личность, как таковая, пропадала.

- У вас очень богатые литературные контакты…
- В свое время я создавал своеобразные литературные объединения в виде альманахов, как «Литературная Азия», «Литературная Алма-Ата», сейчас это дело продолжает культуролог Райхан Бектемисова. В настоящее время к выходу готовится и «Литературная Астана». Я в последние годы очень часто публиковался в российской «Литературной Газете». Там давали подборки моих стихов, статьи о Махамбете и Олжасе, о Пушкине и Абае в связи с Годами великих поэтов в России и Казахстане, о Магжане.
Сейчас мы живем в уникальное время, потому что жили и в этом веке, и в прошлом. Такое не всем дано.

На фото: Б.Канапьянов (слева) и Б.Кенжеев

- И даже в прошлом тысячелетии…
- Да. И вот, в прошлом веке, пятьдесят лет тому назад, вышел первый номер альманаха «День поэзии» в Москве. Где-то в 80-х годах там была и моя подборка. А в 2006 году, спустя 50 лет со дня выхода первого «Дня поэзии», в России выпустили альманах, посвященный юбилею издания. В нем есть подборка и моих стихов о литературных связях. О том, что многие поэты уходят, кто-то – в бизнес, кто-то – в иную жизнь. А поэтическое слово – вечно, оно-то и отличает нас, и помогает нам жить…
Сейчас у меня выходит собрание сочинений в семи томах, пока вышли четыре книги. Этим и живу. Сначала думал, будет двухтомник, оказалось, что в два тома мое творчество не вмещается, в три – тоже... Ну, думаю, посмотрим, что из этого выйдет. Однако то, что на мои произведения находятся покупатели в лице моих друзей, представителей некоторых государственных и негосударственных структур, банков – за это я очень признателен.

- А тиражи какие?
- Тиражи – в пределах тысячи экземпляров, это для поэзии нормально. Кстати, недавно в издательстве «Жибек жолы», основателем которого я являюсь, был проведен своеобразный аудит. За время существования издательства, а это более десяти лет, вышли на безвозмездной основе произведения свыше пятидесяти авторов Казахстана, в большинстве своем поэтов. Тиражи небольшие от 300 до 500 экземпляров, которые полностью были отданы самим авторам. Просто было такое время, когда поэт или писатель нуждался в твоей помощи, чтобы не кануло его высокое и божественное предназначение. Сейчас, при нынешнем состоянии нашей экономики, этим делом должно заниматься в первую очередь само государство. Когда встал вопрос финансирования моего собрания сочинений, то мне пришлось взять кредит. Ну, это я так, к слову… Не люблю такого выражения, как «унифицировать», но это, на мой взгляд, необходимо делать. Унифицировать все то, что тобой создано, и… забыть об этом. Забыть во имя новых творческих устремлений. А иначе… «зачем на земле этой вечной живу».

- Тысяча экземпляров, не для широкого читателя, получается?
- А поэзия сейчас вошла в свое естественное русло, на мой взгляд, хотя я тоже субъективно об этом говорю. То есть в ней появилась салонность. Почему в 60-х годах поэзия имела такой стадионный характер? Потому что тогда была под запретом публицистика, а с началом перестройки публицистика приобрела такие масштабы, что поэзия перешла в свое русло. Конечно, сейчас есть еще Интернет, который может помочь в популяризации литературы. Но Интернет и губит, так как он в себе изначально несет отрицательное действие, вслушайтесь даже в окончание – Интер – нет! А мы бы хотели Интер – да! Поэтому Интернет для новых контактов, конечно, уникальное изобретение. Но когда он в тебе полностью ликвидирует и редактора, и вкус, это, конечно, губительно и для самого автора, и для читателей. В Интернете, конечно, надо уметь ориентироваться и отличать зерна от плевел.

- Недавно, буквально неделю тому назад, мы услышали из уст нашего президента, что он предлагает отменить запрет на финансирование общественных организаций.
- Это очень хорошо. Ведь общественные организации – это не только партии и НПО, но и Союз Писателей. Вспомните, опять же, прошлый век. Ведь и партия имела свои издательства – например, издательство библиотеки «Огонек» содержала Компартия СССР. И мы же ночами в очереди стояли, чтобы подписаться на это издание, так как там были не только сочинения Марка Твена или Александра Дюма, но и Бунин, который категорически не принимал коммунизм, и Пастернак, и Брюсов, и Анна Ахматова. И сейчас партии тоже могут иметь свои издательства. И если финансирование Союза Писателей со стороны государства будет возрождено, то возникнет возможность решить наши старые вопросы: как поддержать молодых литераторов, как выплачивать гонорары писателю. В этой сфере у нас много упущений.

- Каким вы видите решение этих проблем?
- Мое практическое предложение таково: у нас есть такая организация – Книжная Палата, ей в этом году исполняется 70 лет. Я, пользуясь случаем, поздравляю их с юбилеем.
Так вот, вся летопись книжной продукции находится у них. Любому изданию, которое выходит в Казахстане, Книжная Палата дает ISBN, за это издательство платит определенную сумму. И я думаю, можно на договорных началах, в рамках взаимовыгодного сотрудничества, создать на базе Книжной Палаты литературный фонд. Это не чуждое понятие для казахстанской интеллигенции. Когда-то вместе с Достоевским создавал в Санкт-Петербурге литературный фонд мой предок Чокан Валиханов. И он лично передал тысячу рублей в фонд бедствующих писателей. Это документально зафиксированный факт.
Так вот, с каждой книги, которая выходит в Казахстане, а выходит она обязательно с регистрацией в Книжной Палате, в Палату перечисляются несколько тысяч тенге, которые и могут переходить в литературный фонд Казахстана. Эти средства могут накапливаться год из года, и отсюда можно брать деньги для помощи и молодым писателям, и аксакалам. Я об этом говорю как человек рынка.
Сейчас многие издательства встали на ноги, для них несколько тысяч тенге – небольшие деньги. И еще один момент. В западных странах давно практикуются литературные агентства. То есть та или иная книга имеет большой спрос, допустим, на севере Казахстана, а другая на юге, туда и нужно завозить большую часть тиража. Литературное агентство должно заниматься выявлением, где нужна та или иная книга, чтобы издания скопом не лежали в магазинах. Это важно. Тем самым возрождаются книготорги, ведь с развалом Союза мы многое потеряли, можно сказать, вместе с водой выплеснули ребенка. Ведь было хорошее начало в советский период. И я как издатель склонен считать, что книготорг, литфонд сейчас нужно возрождать, мой опыт об этом говорит. Мы поднимали этот вопрос и тогда, когда я возглавлял Межгоссовет по делам издательств и полиграфии, хотели, чтобы все было сделано на уровне СНГ. Но Казахстан всегда идет первым в этом плане, и если данную инициативу и наше Минкультуры поддержит, то будет очень хорошо.
И последнее. Что касается книжных магазинов – они все частные. И так как им тоже надо жить, они делают свою наценку, поэтому некоторые книги не продаются вообще в силу их дороговизны. Назрела необходимость опять возродить народные магазины в райцентрах, которые подчинялись бы только местной власти и поддерживались ею. Там книги продавались бы уже по доступной для читателя цене и не пылились на полках, кроме того, выплачивался бы определенный гонорар автору. Это все необходимо, и для этого не надо издавать какие-то указы, все можно решить на местном уровне. Вот, в основном, мои идеи и проекты, которые облегчили бы приход книги к читателю и, соответственно, помогли бы художнику слова.
Все-таки наши писатели и поэты – это достояние республики, независимо от того, на каком языке они пишут. И здесь помощь государства возможна через финансирование Союза Писателей. Для этого, нужно, на мой взгляд, составить бюджетообразующий план: включить туда литературные агентства, Книжную Палату, литфонд. Отсюда увеличится и пенсия у писателей. Я считаю, мы сейчас находимся на пороге прорыва именно в творческой, созидательной жизни нашей республики.

- Зритель знает не одну вашу режиссерскую работу. Вы говорили, что собираетесь работать в кино и дальше.
- Да. Сейчас я завершаю сценарий, он почти написан в голове. Осталось выбрать время, недели две, и перенести все на бумагу.

- О чем – это пока секрет?
- Секрет. Но ведь поэт, писатель, по большому счету, всегда пишет о себе. Пусть он даже описывает события давно минувших дней. Также и кино будет о моем личностном взгляде на окружающий мир, и взгляде окружающего мира – на меня. То есть лирический герой, это, конечно, не киношный, но все равно он – часть моей жизни, часть меня самого. И здесь опыт Тарковских – отца и сына – мне близок и дорог.

- Поговорим о проблеме перевода. Как я понимаю, она существовала всегда, но сейчас многое зависит уже от щепетильности в этом вопросе самого писателя? От того, насколько серьезно он подходит к этому?
- Когда-то при Союзе Писателей была создана коллегия по переводам. Возглавлял ее Мурат Мухтарович Ауэзов. Там работали такие мэтры отечественной литературы, как Сатимжан Санбаев, Жараскан Абдрашев, Габбас Кабышев.
Есть у нас, правда, и сейчас при Институте литературы отдел переводов. Но этого мало. Необходим Экспертный совет, потому что переводы и переводчики – это действительно, как сказал Пушкин, почтовые лошади просвещения. Через перевод мир узнал и эпопею Мухтара Ауэзова «Путь Абая», постиг поэзию Магжана, Шакарима. И я бы хотел, чтобы через переводы мир постигал и нашу молодую поэзию и прозу. Экспертный Совет должен выбирать, что достойно перевода, потому что поэзия многолика и велика. Также есть и молодая зарубежная поэзия, и зарубежная классика, и необходимо, чтобы она зазвучала на языке Абая. Это вполне реально, и этим должен заниматься не только Союз писателей, но и, на мой взгляд, наше министерство, правительство.

- Несколько лет назад, насколько я знаю, у вас выходил сборник на казахском языке…
- Да, он называется «Тiкшыркау» - что-то есть в этом звучании от елки («шырша»), оно так и колется или вертолета («тiкұшақ»). Хотя в литературном переводе это слово означает «взлет», «устремление». Вообще, надо сказать, что многие казахские названия и слова поэтически (по мелодике) тождественны некоторым значениям из других языковых структур. Поэты это давно заметили. Один пример. Недавно провожал своих зарубежных гостей. В аэропорту меня спросили: – «Әуежай» – это аэропорт? – Как видишь… – Звучит, как уезжай. – Можно и «приезжай». – Обязательно приеду… А стихи мои переводили мои друзья, Жуматай Жакипбаев, Иран Гайып, Есенгали Раушанов. Сейчас есть и у меня новые переводы, и я уже издал один том «Каникулы кочевья» - это переводы казахского фольклора, Шакарима, Абая, переводы поэтов мира, с которыми я общался и общаюсь на разных международных конференциях по линии ПЕН-движения. В советское время перевод был все-таки очень существенным жалованьем, за это очень хорошо платили. Сейчас их, в основном, делают бесплатно, по зову сердца. Что из этого лучше, не знаю, по-моему, нужна золотая середина. А раньше, мне рассказывали, приезжали московские варяги (не все варяги, но были и такие) и, лежа в ванне, давали на-гора по двести строк в день.
Есть прекрасные переводы, ничем не уступающие оригиналу в силу таланта самого переводчика как поэта. Это переводческие работы Пастернака, Ахматовой. Кстати, Ахматова, когда ее не печатали, отдавала переводы своим друзьям, и они публиковали их под своей фамилией. Насколько мне известно, гонорары они отдавали ей. А самое главное, на мой взгляд, чтобы перевод был не китайским яблоком, которое нашпиговано химикатами, а нашим, алмаатинским, с червоточинкой, чтобы оно дышало жизнью.

- А вы, когда беретесь за перевод, что принимаете за критерий? Какие ставите перед собой задачи?
- Я «Кыз-Жибек» переводил пять лет и еще пять лет ждал, пока опубликуют. Вот так надо работать, я считаю. Всем молодым, когда они приходят и говорят: «Вот, ага, опубликуйте, я за одну ночь перевел», я отвечаю: «Пусть полежит еще несколько десятков ночей, поработай над ним как следует, а потом посмотрим».

- Каждый раз открывается что-то новое?
- Если сравнивать, это - как в машине ближний и дальний свет. Дальний свет нужно всегда держать в голове, и переключать на ближний. Тем более, если речь идет о казахском фольклоре. Каждое эпическое произведение содержит не меньше тысячи строк. Его народ создавал, отшлифовывал веками, это живая память народа. 

- Вы сказали, в наших магазинах много российской продукции, а наши книги за рубежом часто выходят?
- Это зависит от многих факторов. Допустим, в Астраханской, Омской, Тюменской, Тобольской областях большие казахские диаспоры, там много наших изданий. То же самое в Ташкенте. То есть между акимами приграничных областей и главами российских губерний есть свои договоренности, и в культурном отношении тоже.
Сейчас у нас вышло очень много хорошей литературы на казахском языке. Я, конечно, не могу сказать, что вся она хорошая, говорю чисто в количественном отношении. Но ее надо переводить на русский. Для этого и нужно возродить Экспертный совет или при Союзе писателей, или при министерстве. Есть вещи, которые вообще ни разу не были переведены, а перевод – это все равно, что мост духа, который прокладывается в другие страны. Проблема еще и в том, что мало у нас сейчас специалистов, которые могли бы на английский переводить непосредственно с казахского. Технари есть, которые знают и казахский, и английский, но у них нет художественного чутья. А русский язык – один из шести языков Организации Объединенных Наций, и большинство переводов появляются при его посредничестве.
Оригинальная метафора, яркий образ, на каком бы языке они ни звучали, все равно останутся метафорами и образами этого же поэта. Например, покойного Жуматая Жакипбаева было почти невозможно перевести без потерь. Или есть такая метафора у Абубакира Кайранова: «Раньше мы поклонялись луне, поверяли ей свои тайны, и когда мы уходим из этого мира, блестит тот полумесяц над нашими могилами». То есть луна, как месяц на надгробье, олицетворяет собой невоплощенные мечты. На каком бы языке она не звучала, она все равно останется метафорой Абубакира Кайранова.

- При переводе всегда бывают потери?
- Бывают потери, но бывают и приобретения. Переводчик – это же тоже личность. Это только в компьютер можно заложить текст, рифму, и он выдаст набор фраз, не более. А живой человек пропускает произведение через себя, и он чувствует, как на том языке, на который он переводит, это прозвучит наиболее грамотно, талантливо, высокохудожественно, и как этого добиться, не нарушая общей концепции автора. На то он и переводчик. Когда я переводил «Кыз-Жибек», я не столько себя переводчиком чувствовал, сколько сказителем, я просто пересказывал Кыз-Жибек на русском языке. То есть, ничего не нарушая, вносил кое-какие изменения там, где они казались мне необходимыми. Метафоры я все сохранил.

- Вы сказали, что поэзия становится более камерным искусством…
- Да, но и время сейчас такое, более плотное. С одной стороны, казалось бы, камерное искусство, с другой стороны, имея Интернет в лучших его проявлениях, мы наоборот, получаем необъятную аудиторию. Поэтическое слово может быть пророческим. Особенно если это слово поэтического гения. Помню, ровно год тому назад, находясь в Астане на левобережье, я читал у одного депутата-поэта стихотворение Магжана «Огонь» в очень хорошем переводе поэтессы Надежды Черновой. И вдруг возглас хозяйки – «Зажигалка» горит! Утрирую? – Да, но факт остается фактом. Здесь всплывают те самые «странные сближения», о которых говорил Пушкин. А он в силу своей гениальности был человеком очень суеверным.

- Недавно во Дворце Республики был вечер поэзии, читали вслух свои произведения Фариза Онгарсынова, Мухтар Шаханов, другие поэты Казахстана. Разве это не есть попытка возродить поэтические чтения на стадионах, которые были в 60-х годах?
- Попытка может быть и удачной, и неудачной, но все равно надо как-то налаживать контакт с читателем. Ведь для кого пишешь? Не для себя же одного!
Когда-то мы объявили в Алматы День поэзии и выбрали для этого 29 февраля, Касьянов день. Послали в ЮНЕСКО наше предложение, это было в 1996 году, однако ЮНЕСКО решило по-своему – сделало Днем поэзии день весеннего равноденствия. Наш Наурыз с ним совпадает – тоже хорошо. Но в нашей идее есть олимпийское начало - 29 февраля, день, который появляется, как кристалл, раз в четыре года, потом исчезает. И мне тогда задали вопрос, а что в этот день делать? Я ответил: «Возьмите сборник любимого поэта и посвятите несколько часов только поэзии».

- Этот мотив исчезающего и появляющегося времени присутствует и в вашей поэме о летнем и зимнем времени. Час, который исчезает весной, чтобы появиться осенью.
- Да. Я вообще не равнодушен к числам. У Николая Гумилева есть строки «Солнце останавливали словом, словом разрушали города». И дальше в этом же стихотворении: «А для низкой жизни были числа, как домашний, подъяремный скот, потому что все оттенки смысла умное число передает». Числа, цифры – это вообще уникальная вещь, если в противовес взять литературу, то только в поэзии, стихах, литературе можно описать зиму, когда за окном – весна, и наоборот. То есть время подвластно только творчеству.

Беседовала Майгуль КОНДЫКАЗАКОВА