Поговорим о книге Адольфа Янушкевича «Дневники и письма из экспедиции в Казахскую степь», увидевшей свет в 1861 г. в Берлине и изданной в Алма-Ате в 1966-м на русском языке. Есть повод. Да ещё какой. Не просто интригующий, а можно даже сказать, конспирологический, в духе романа его земляка Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», где в финале лихо закрученного повествования всё оказывается не таким, каким оно выглядело вначале для неискушённого на тот момент взгляда. Но прежде чем переходить к взглядам искушённым на «Дневники и письма из экспедиции в Казахскую степь» - немного информации об их авторе и контексте разговора, выходящем за пределы, собственно, самих изданий. Адольф Янушкевич -  польский дворянин, участвовавший в Ноябрьском восстании 1830 – 1833 гг. против царизма, во время которого он был ранен, взят в плен и приговорён к казни через повешение. Позже приговор заменили вечной ссылкой в Сибирь, где через десять лет ему было разрешено поступить на государственную службу в Пограничное управление сибирских киргизов. Экспедиция 1846 г. этого управления в Большую Орду и легла в основу дневников и писем Янушкевича, ставших одним из источников истории Казахстана.

Современный же контекст заключается в том, что подлинность книги Янушкевича рядом публицистов (назовём этих авторов именно этим словом) поставлена под сомнение. Следовательно, источником по истории Казахстана в целом и в особенности по одному набирающему популярность историко-филологическому вопросу она быть не может. Чтобы не интриговать лишнего, объясним, что этот вопрос касается Абая Кунанбаева.

Эта точка зрения ярко выражена Зауре Батаевой в её труде «В поисках «Абая»: письма Адольфа Янушкевича, ещё одна советская поделка». То есть, по мнению публициста довольно скромные штудии поляка были фальсифицированы. А сам Абай физически не существовал, на что сходу указывают кавычки, тут мы не можем уже поинтриговать ни лишнего, ни даже не лишнего. 

В начале своего труда разоблачитель призывает при исследовании книги Янушкевича отойти от методологии советских историков, убеждённых, что единственные достойные внимания свидетельства это архивные или административные документы, желательно написанные от руки или с подписями, удостоверяющие, что «дело обстоит вот так» или «это случилось». И что по этой советской методике никогда не могут быть разоблачены мошенничество или плагиат, так как не может же существовать документа, гласящего «да, я сфальсифицировал». Правильная методология должна базироваться, прежде всего, на содержании самих текстов.

Это утверждение не лишено смысла. Тексты, любые, и впрямь обязательно нужно анализировать. Хотя другие методы тоже бывают важны, а в некоторых случаях имеют первостепенную важность.

Но мы, не являясь ни криминалистами, ни историками, остановимся на одном лишь беспристрастном текстологическом анализе статьи самой Зауре Баталовой.

Для наглядности цитаты из статьи «В поисках «Абая»: письма Адольфа Янушкевича, ещё одна советская поделка» будем давать курсивом, а наш комментарий – обычным шрифтом. Для краткости цитаты не всегда будут не полными, на что укажут отточия. Но искажения их смысла, вырывания из контекста мы постараемся не допустить.

Итак:

Первым знаком, который очевиден любому… эта книга не соблюдает правил тех жанров, в которых она, по идее, написана.

По какой идее? Чьей? Издателей? Автора? Разоблачителя? Каких правил? Как видим, статья г-жи Баталовой начинается с ничего не значащего по существу утверждения. И наезда на читателя: кому не очевидно, тот…. На этом очевидности не заканчиваются.

Очевидно, что эти дневниковые записи и письма не являются дневниковыми записями и письмами: они не предназначены чьей-либо матери, брату или друзьям. Более того, между «дневниковыми записями» и «письмами» нет стилистических различий, они читаются так, как будто являются единым последовательным текстом, принадлежащим совершенно иному жанру: этнографическому докладу.

А вот что пишет Янушкевич в самом первом письме, перед выездом экспедиции оставленном им друзьям в Тобольске . «Не думайте, однако, что целью моего путешествия является только желание поплавать по степи». Далее он сравнивает себя с Вильгельмом Рубруком и Плано Карпини, создавшими в средние века как раз географо-этнографические отчёты о своих поездках в Центральную Азию. В шутку говорит о своём желании найти следы Каракорума, легендарной столицы Чингисхана. К тому же нужно учитывать, что какой бы характер ни носили записи любого политического преступника в Российской империи, они могли быть пересланы кому бы то ни было исключительно под видом личных писем. О чём сам Янушкевич прямо предупреждает адресатов: не вздумайте мои штудии публиковать, потому что мне это может обойтись слишком дорого. Из чего следует, что его польские адресаты отлично понимали как раз не приватный характер этих записей, хотя в них достаточно деталей словно бы личного характера. Иногда даже нарочитых. Например, частое указание на количество выкуренных в тот или иной день сигар.

Путаница в этой книге с характеристиками «дневниковых записей» и «писем» указывает на то, что книгу состряпала группа фальсификаторов, которые, несмотря на свои обширные ресурсы, не в полной мере осуществили или не до конца поняли полученное ими задание.

Про лексику умолчим, и больше к этой особенности «В поисках «Абая»…» возвращаться не будем. Но заметим: то, что могло бы стать выводом (неважно, справедливым или же ложным) из заявленного публицистом текстологического анализа, сразу подаётся как факт. «Группа фальсификаторов». «Ресурсы». И даже «не до конца понятое полученное задание». Ну что тут скажешь.

Далее автор обращается к теме пропагандистского нарратива СССР, информационных кампаний, искажающих общую историю народов, входивших в его состав. А тут нам анализировать даже нечего. Да, это было. И ещё как было. Вот только доказательном смысле не имеет никакого отношения к каждому отдельному изданию, статье и т.д. Как говорили в том же СССР «каждый радиолюбитель – вор, но не каждый вор – радиолюбитель». Истина - конкретна.

Дальше начинается совсем интересное. Получится длинно, но процитируем Зауре Баталову без отточий:

Согласно изданию, доступному в настоящий момент в очень небольшом количестве мировых библиотек, книга была впервые напечатана в 1861 году, в издательстве Behr’s Verlag. Имя и история этого издателя весьма существенны.

Behr – самое настоящее издательство. Однако в 1945 году его учреждения находились в восточной части Берлина, на бульваре под названием Унтер-ден-Линден. В 1945 году советская армия заняла эту часть города и конфисковала все товары, представлявшие какой-либо стратегический интерес, в том числе и имущество Behr’s Verlag. Хотя после войны издательство вновь открылось в ФРГ, оно утратило всё, что принадлежало ему до 1945 года – книги, печатные прессы, административные бумаги, инвентари и архивы.

Доказывает ли что-либо история этого издательства? Нет. Но она и не противоречит гипотезе, что книга Янушкевича – подделка. К 1946 году каталог и техническая инфраструктура Behr находились в руках советского руководства. Могли ли они послужить идеальной базой для советских пропагандистов по созданию фальшивых книг XIX века в рамках разнообразных «активных мер» в 1950-е и 1960-е годы? Могли.

Вообще-то заявленным таким образом гипотезам – любым, равно как и любым воображаемым подобным же образом событиям не противоречит ничто. Но всё же, каковы коммунисты у Зауре Баталовой. Заранее озаботились фальсификацией, состоявшейся через 20 лет. А если серьёзно. Могли ли коммунисты (как любая власть) совершать гадости? В том числе конспирологического свойства? Могли. А совершали? Да, это хорошо известно, и доказанных примеров тому множество. Но причём здесь конкретная книга Янушкевича и конкретное берлинское издательство? Как говорил как раз Абай «не знаешь – молчи».

В ход вместо доказательств снова идут знаки.

Как утверждает Стеклова (редактор русского издания Янушкевича – прим. авт.), польская книга пользовалась такой популярностью, что её пришлось переиздавать в 1875 году. Но, несмотря на это утверждение, в наши дни доступно менее 20 экземпляров (как изданных в 1861, так и изданных в 1875 году). Доказывает ли что-либо малочисленность экземпляров польской книги XIX века? Нет. Но это плохой знак. Подделки антикваров всегда выполняются малыми партиями.

А далее – шедевр. Честно говоря, только ради этих двух цитат из г-жи Баталовой имело смысл написать нашу статью.

Что насчёт экземпляра из Британской библиотеки, купленного в 1862 году? Нет гарантии, что экземпляр, находящийся сегодня в коллекции Британской библиотеки – аутентичный. Принимая во внимание слабость мер безопасности в западных библиотеках в 1950-е – 1960-е годы, нетрудно представить, как обширная сеть советских представителей и сотрудников на Западе подменила немногие аутентичные экземпляры, остававшиеся в них, подделками. (Всего лишь несколько библиотек в это время обладали аутентичными экземплярами: Британская библиотека, возможно, Национальные библиотеки Франции и Польши, и, может быть, ещё несколько польских библиотек и частных коллекций.)

Тут уже мы не можем удержаться. Гарантию, как говорил незабвенный О. Бендер, может дать только Госстрах. Аргумент «нетрудно представить»… честно говоря, до чтения «В поисках «Абая»…» представить было как раз трудно. Но теперь. Люди в длинных плащах в лондонском тумане… лица, покрытые двухдневной щетиной… в уголках их ртов окурки сигарет без фильтра… но оставим, что мы в самом деле. А впрочем, хотелось бы получить пруф насчёт слабости мер в западных библиотеках в 1950-е – 1960-е годы. Или их силы в другие времена. Осталась ли в живых та библиотекарь (тот библиотекарь), что выдала чекисту подлинный том, заменённый им на ловкую, изготовленную специалистами дорогую подделку? А в частных коллекциях как эта подмена была осуществлена? А в Париже? Нет, серьёзно.  Включила г-жа Баталова это вот «нетрудно представить», так уже доверчивала бы гайки до конца.

Дальше конспирологический блеск, хотя это кажется просто невозможным, усиливается:

Самый подозрительный элемент существующих в наши дни экземпляров польской книги XIX века связан с их структурой, отражённой в нумерации страниц. В существующих экземплярах введение составляет 241 страниц (I-CCXLI), почти столько же, сколько и основное содержание, 334 страницы (1-334). Если бы это было правдой, книга Янушкевича, вероятно, поставила бы рекорд как имеющая самое длинное в мире введение.

Проблема: это так называемое введение представляет собой биографию Адольфа Янушкевича, повествующую о его жизни в изгнании в Сибири и других частях Российской империи и, вероятно, именно оно было основным содержанием оригинальной книги, напечатанной в 1861 году.

То есть воображаемая подмена без паузы преподносится уже как факт, на который можно нанизывать новые предположения. О содержании книги, чьё существование сама же г-жа Баталова определила не один раз словом «вероятно». Что ж, чем дальше в лес, тем гуще партизаны.

Не повезло не только гражданам СССР, но и полякам:

Возможно, польские и советские фальсификаторы осознавали противоречие внутренней структуры книги. Советские фальсификаторы решили проблему, опубликовав только русский перевод писем и дневников,  и не включив саму биографию Янушкевича: они рассчитывали, что целевая аудитория, русскоговорящие казахи, не будет интересоваться жизнью польского изгнанника в Сибири в XIX веке.

А вот у польских фальсификаторов не было выхода. Им пришлось включить биографию Янушкевича, но, чтобы не менять арабские номера страниц советской фальшивки (1-334), им пришлось представить дело так, что биография Янушкевича – введение к книге, пронумеровав её страницы римскими цифрами (I-CCXLI).

И вновь шедевр:

Что мы знаем о личностях фальсификаторов или о названиях учреждений, на которые они работали? Абсолютно ничего.

Но. Видишь в поле суслика? Нет. А он там есть!

Всё, что нам ведомо – имена некоторых людей, вовлечённых в рекламирование советской подделки. Стеклова (напомним, редактор издания на русском языке – прим. авт.) называет несколько польских писателей. Самым важным из них был писатель и историк Януш Одровонж‑Пенёнжек, уже писавший о Янушкевиче в 1956 году и посетивший Алма-Ату в 1965 году перед выпуском советской книги в 1966 году. Как сообщает Стеклова, Одровонж-Пенёнжек сыграл важную роль, потому что он имел особое преимущество: он своими глазами видел оригинальную рукопись Янушкевича. Место, где Одровонж-Пенёнжек мог знакомиться с «рукописью»: Париж. В то время, когда Одровонж-Пенёнжек прочёл рукопись, где-то в 50-е годы, Париж представлял собою эпицентр советской фальсификации. Именно в Париже 50-х годов русскоговорящие изгнанники и иммигранты создавали многочисленные фальшивки – мемуары, дневники, биографии, предназначенные в первую очередь для западной аудитории.

Как говорят простые люди, боже ж ты мой. Мог ознакомиться? Мог, раз держал в руках. Хорошо, пусть так. А почему, собственно, в Париже? А потому что там был эпицентр советской фальсификации, а тогда где же ещё.

Но вот что удивительно. Весь этот текстологический «детский сад» понимает сама г-жа Баталова:

Разумеется, местонахождение может быть случайным совпадением, но в существующем контексте оно может представляться ещё одним плохим знаком.

Да ведь нет, нет никакого «местонахождения» - о том, что несчастный Одровонж-Пенёнжек ознакомился с «фальшивкой» в Париже, сама же автор всего лишь предположила абзацем выше, поэтому и «совпадения» случайного или неслучайного просто-напросто не существует.

Сгодится и такое:

Григорий Беседовский, бывший советский дипломат и один из главных парижских фальсификаторов, однажды признался в письме: «Я писал книги для идиотов». До сих пор предполагалось, что «идиотами» были западные люди, но, быть может, парижские фальсификаторы писали фальшивые книги и для целевой аудитории «идиотов» внутри границ самого Советского Союза?

Быть может, быть может. Почему нет? В огороде бузина растёт? Растёт. А тогда в Киеве дядька. Вот вы же, читатели нашей статьи, не сможете, например, опровергнуть утверждение, что между Меркурием и Солнцем по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник? Какие ваши доказательства, что это утверждение ложно?

Как ни удивительно, всё это было лишь прелюдией.

Самое главное доказательство того, что эта книга является подделкой – её идеологическое содержание. Идеология настолько повсеместна, что «письма» и «дневниковые записи» читаются так, как будто их писал советский писатель XX века, а не польский аристократ XIX века, сосланный за участие в Ноябрьском восстании 1830-1831 годов против Российской империи.

Если все эти идеологические тезисы были действительно записаны Янушкевичем в 1846 году, то он являлся первым марксистом-ленинистом в истории, писавшим об эксплуатации рабочих классов ещё до того, как Маркс опубликовал свой Коммунистический манифест в 1847 году.

Впрочем, даже у самой г-жи Баталовой тут лёгкие сомнения:

Это возможно, но маловероятно.

Нет в этом ничего «возможного» или «маловероятного». Ложная дихотомия, потому ничего нет у Янушкевича про классы, ни про эксплуатацию. У Маркса есть, у г-жи Баталовой есть, а у Янушкевича нет. Он говорит в своих записях о конкретном составе традиционного общества в Большой Орде.

Хотя это не столь важно. По крайней мере, для науки. Ведь:

Нет ни одного профессионального историка, который относился бы к книге Янушкевича как к заслуживающему доверия историческому источнику.

Всех профессиональных историков опросили? Провели исследование на цитируемость, библиографические изыскания?

Подобно советскому пропагандисту, Янушкевич сообщает, что «дух её [цивилизации] проникнет когда-нибудь в киргизские пустыни, раздует здесь искорки света, и придёт время, когда кочующий сегодня номад займёт почётное место среди народов, которые нынче смотрят на него сверху вниз, как высшие касты Индостана на несчастных париев. Ссылка на одно из любимых выражений Ленина (позаимствованное им у поэта-декабриста Александра Одоевского, «из искры возгорится пламя», лишь подчёркивает идеологический тезис: русская «цивилизация» спасёт кочевых киргизов из их (якобы) убогого положения.

Мы можем назвать этот тезис идеологическим по двум причинам: во-первых, Янушкевич, поляк, сосланный в Сибирь за восстание против Российской империи, вряд ли столь благосклонно смотрел бы на русскую «цивилизацию»; во-вторых, он идентичен главному тезису программы советизации в СССР.

Ссылка одного политзаключённого на  стихи другого (даже если признать, что связь между двумя искрами есть) ни о чём не говорит, кроме того, что они оказались в Сибири в недалеко отстоящие друг от друга годы и вели активную общественную жизнь.

А в том, что советские пропагандисты совпали в убеждениях с польским аристократом, как раз нет ничего удивительного.

Не только для беспристрастного читателя «Дневников и писем…».  Известная международная исследовательская организация «The Centre for Postcolonial Studies» в 2014 г. опубликовала аналитическую статью о Янушкевиче, где доказательно бъяснены оба «парадокса», подмеченных г-жой Баталовой.

Польский аристократ, оказавшись в Азии, перед её лицом понимал себя полпредом «цивилизации», к которой, как ни крути, относилась и царская Россия. Пусть даже в сомнительном изводе. Легко найти примеры других сосланных в Сибирь поляков, немало и даже с энтузиазмом потрудившихся на благо Российской империи, например, в Большой Игре. Говоря без экивоков: белый человек занимал сторону белых людей, тут не нужно питать никаких иллюзий, каким бы он революционером ни был. А то, что советские идеологи и пропагандисты понимали себя именно европейскими цивилизаторами Казахстана и Средней Азии – просто факт.

Далее статья г-жи Баталовой переходит к устройству кочевой цивилизации в XIX веке, положению женщин в Большой Орде, восстанию хана Кенесары и так далее, и собственно к вопросу, для чего фальсификация «Дневников и писем…» Адольфа Янушкевича была затеяна. А именно, с целью вписать в подлинные дневники Янушкевича бая по имени Кунанбай и таким образом как бы материализовать в глазах казахского общества XX века его сына. В конце статьи идут рассуждения о том, какой истории на самом деле заслуживает казахский народ.

Но тут мы умолкаем. Обсуждать эту часть статьи бессмысленно, потому что в предшествующих её частях фальсификация «Дневников и писем…» Адольфа Янушкевича доказана не была.

Можем лишь добавить, что доказана она может быть двумя способами. Обнаружением двух книг Янушкевича не на русском языке, в одной из которых сведения о Кунанбае будут отсутствовать. Или положительными (в смысле фальсификации) результатами криминалистической экспертизы любого экземпляра книги 1861 или 1875 гг.

Иное так и останется навсегда «разговорами в пользу бедных». Но впрочем, подходящим материалом для сериала «Netflix» или «The Walt Disney», буде они Великой Степью когда-нибудь заинтересуются.