:: Женис Байхожа. ТЕПЕРЬ НЕ КАЗАХИ, А УЗБЕКИ – ГЛАВНЫЕ ЖИВОТНОВОДЫ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ?
Если на закате советской эпохи Казахстан более чем вдвое превосходил Узбекистан по численности КРС и в три с половиной раза по количеству овец и коз, то за годы независимости ситуация коренным образом изменилась. По состоянию на конец прошлого года наши южные соседи, согласно официальной статистике, имели крупного рогатого скота в 2, а мелкого – в 1,3 раза больше, чем мы. Да, лошадей и верблюдов там меньше, чем у нас, но если брать в целом, то можно сделать вывод, что Узбекистан отобрал у Казахстана статус главной «животноводческой державы» Центральной Азии.
В пользу этого утверждения говорит и тот факт, что в 2023-м узбеки довели годовое производство мяса всех видов скота и птицы до 2,8 миллиона тонн (в живом весе), тогда как мы довольствовались цифрой в 1,9 миллиона. А по валовым надоям молока Узбекистан ушёл от Казахстана ещё дальше – там они в прошлом году составили почти 12 миллионов тонн против наших 3,5 миллиона (первоначально назывались 6,5 миллиона).
Здесь следует уточнить, что применительно к показателям отечественного животноводства за 2023-й мы оперируем теми данными, которые Бюро национальной статистики признало фактическими после обнаружения Минсельхозом массовых приписок. Почти два миллиона голов КРС, свыше трёх миллионов овец и коз, три миллиона тонн молока – столь огромные цифры пришлось вычесть из статотчётности, поскольку на поверку они оказались «липовыми». Причём, что довольно странно, с высоких трибун так и не прозвучало требований призвать к ответственности виновных в фальсификации данных – прежде всего, акимов на местах.
Впрочем, вернёмся к нашей теме. Ровно 110 лет назад, в 1914-м, была проведена всероссийская сельскохозяйственная перепись, результаты которой обнародовали уже после свержения императора, в 1917-м (обработка и систематизация данных заняли три года). На территории шести областей Степного и Туркестанского генерал-губернаторств, населённых преимущественно казахами, насчитали 19,4 миллиона овец и коз, или по 3,1 в расчёте на каждого жителя этих регионов – от младенцев до стариков.
Потом наступили смутные времена, вызванные первой мировой и гражданской войнами, проведённой «с шашками наголо» насильственной седентаризацией (перевод кочевых народов на оседлый образ жизни) и коллективизацией. Как следствие, к середине 1930-х годов в Казахстане осталось всего-то около двух миллионов овец и коз. Но позже, а особенно после Великой Отечественной, даже несмотря на распашку значительных территорий пастбищных угодий под зерновые, их поголовье стало быстро восстанавливаться. К середине 1950-х оно достигло дореволюционного уровня, а за следующие четверть века почти удвоилось. В начале 1980-х годов на каждого жителя республики приходилось в среднем 2,4 головы мелкого скота.
Таким образом, к моменту распада СССР в Казахстане насчитывалось свыше 35 миллионов овец и коз. Но к 1999-му поголовье сократилось в три с половиной раза – до 10 миллионов, после чего началось его медленное восстановление. На конец прошлого года оно составило 18,7 миллиона (0,9 единицы мелкого скота на душу населения), что почти вдвое меньше, чем на момент обретения независимости. Свыше половины этого количества пришлись на четыре южные области – Туркестанскую, Жамбылскую, Алматинскую и Жетысускую. Тем временем Узбекистан, имея по состоянию на начало своего независимого существования 9,2 миллиона овец и коз, за минувшие три десятилетия нарастил их количество до 23,9 миллиона.
Возникает резонный вопрос: почему соседи смогли добиться увеличения в два с половиной раза, а мы при наличии гораздо большей площади пастбищных угодий едва вышли на 50 процентов прежнего поголовья? Почему, например, в Каракалпакстане овец и коз в четыре раза больше, чем в соседней Мангистауской области (соответственно 1,2 миллиона и 300 тысяч), хотя они имеют примерно одинаковую территорию и схожие погодно-климатические условия? Почему в небольшой Кашкадарьинской области сегодня умудряются разводить свыше пяти миллионов голов мелкого скота – больше, чем в Туркестанской (основной овцеводческий регион Казахстана), при вчетверо меньшей площади? Почему у нас каракулеводство, по сути, умерло, а в Узбекистане овец этой породы насчитывается порядка 6 миллионов, и ежегодно там производят более миллиона ценных шкурок?
Аналогично и с крупным рогатым скотом. На момент распада СССР в Казахстане насчитывалось 9,8 миллиона голов КРС (кстати, вдвое больше, чем до революции), а в Узбекистане – 4,6 миллиона. Сегодня картина прямо противоположная: у нас на конец прошлого года насчитали 6,6 (с приписками 8,6) миллиона, у наших соседей – 13,9 миллиона. И если в советское время объём производства, например, молока в расчёте на каждого жителя у нас был существенно выше, чем у соседей, то теперь наоборот.
В соответствии с рекомендациями Всемирной организации здравоохранения, касающимися сбалансированного и здорового питания, человек должен ежегодно потреблять не меньше 330 килограммов молока и молочных продуктов. Тех без малого 12 миллионов тонн, которые дали сельхозпредприятия и личные подсобные хозяйства, вполне достаточно для удовлетворения потребностей 37 миллионов жителей Узбекистана. Чего не скажешь о Казахстане. Хотя за годы независимости в соседней стране население увеличилось в 1,85, а у нас – лишь в 1,24 раза. Учитывая, что и там, и здесь средние надои от каждой коровы примерно одинаковые и невысокие (вдвое ниже, чем, например, в России и Беларуси), можно сделать вывод: такого преимущества над нами узбеки добились именно за счёт увеличения численности КРС.
Впрочем, есть виды скота, поголовье которых в Казахстане существенно больше, чем в Узбекистане, и такой расклад вряд ли когда-нибудь изменится – в силу специфики почвенно-климатических условий двух стран, разных традиций (хозяйственных, кулинарных) наших народов и шестикратной разницы в размерах территорий. Речь идёт о лошадях и верблюдах. Поскольку они находятся в основном на свободном выпасе, то для них не требуется заготавливать в больших количествах корма, как для КРС, нести другие расходы, связанные со стойловым содержанием. Это освобождает от дополнительных финансовых затрат и, что тоже важно для многих, от лишних физических усилий. Причём при более низкой себестоимости и меньших трудозатратах можно получать сопоставимые, а то и более высокие доходы. Ведь конина стоит столько же, сколько говядина, а кумыс и шубат продаются дороже, чем продукты из коровьего молока.
Особенно впечатляют темпы роста поголовья лошадей. Сейчас оно в Казахстане составляет 3,9 миллиона, что почти в два с половиной раза больше, чем на момент распада СССР. Ещё немного, и будет достигнута дореволюционная цифра – 4 миллиона 127 тысяч. А, например, в Улытауской области на каждые 100 человек приходится 81 лошадь (перед первой мировой войной этот показатель в тех краях составлял 77). Однако дальнейший рост поголовья может быть серьёзно затруднен ограничениями в реализации продукции. Уже сегодня участники рынка констатируют, что внутри Казахстана предложение конины превышает спрос на неё, а в других странах, включая соседние, такое мясо не входит в традиционный рацион питания большинства населения.
Верблюдов у нас сейчас почти вдвое больше, чем на заре независимости: было 145 тысяч, стало около 280 тысяч. Ареал их разведения – Мангистауская, Кызылординская, Туркестанская, Атырауская и Актюбинская области, на которые приходятся 92 процента всего казахстанского поголовья. Основная продукция – шубат, в том числе выпускаемый на перерабатывающих предприятиях в виде порошка, который покупают Китай и некоторые другие страны. Плюс мясо (на любителя) и шерсть, имеющая хороший экспортный потенциал – только им нужно умело распорядиться.
Выходит, что в коневодстве и верблюдоводстве Казахстан сохранил лидирующие позиции в Центральной Азии, тогда как в овцеводстве и в разведении КРС пальму первенства перехватил Узбекистан. А если суммировать всё поголовье, то получится, что главными животноводами в регионе теперь стали узбеки…
Источник; СПИК-тайм