Историография на протяжении долгого времени рассматривала Золотую Орду как «варварское» образование, принесшее разорение и упадок. Европоцентричная оптика, закреплённая ещё в трудах Н. М. Карамзина и поддержанная имперской школой XIX века, сформировала устойчивый миф о «татарском иге». Между тем источники свидетельствуют о более сложной картине: Степь была не периферией, а равноправным центром мировой истории.

Орда и тип евразийской государственности

Золотая Орда представляла собой цивилизационную матрицу, где на основе военной организации и правового порядка возник особый тип государственности. Рашид ад-Дин сообщает:

«Он [Джучи] разделил все войска на десятки, сотни, тысячи и тумены и назначил над каждой частью начальников…» (Сборник летописей, т. II, с. 119).

И далее уточняет:

«В его улусе все племена и народы подчинялись установленному порядку и были равны в своих обязанностях» (Сборник летописей, т. II, с. 123).

Таким образом, ордынская система строилась не на этнической сегрегации, а на универсальной служебной повинности, объединявшей разные племена. Эта логика была впоследствии воспринята Московским княжеством, где институт службы стал основой формирования централизованного политического порядка.

Тенгрианское основание и исламизация

Казахский народ формировался в пространстве, где тенгрианская духовность являлась исходной точкой идентичности. Китайская хроника «Юань ши» отмечает о кочевых племенах: «Они чтят Небо и Землю, почитают духов, воздают жертвы солнцу и луне» (История династии Юань. Пер. Н. Я. Бичурина).

Исламизация XIV–XV веков наложилась на этот фундамент, не уничтожив его, а трансформировав. В результате возникла модель, в которой ислам стал правовой и культурной рамкой, но мировоззренческое ядро оставалось связано с тенгрианским универсализмом.

СССР как кульминация евразийской интеграции

С этой перспективы Советский Союз предстает не как случайное образование, а как результат длительной линии евразийской интеграции, идущей от Золотой Орды. Подобно ордынской системе, СССР строился на основе универсальной службы и многоэтничного состава. Институты СССР в значительной степени продолжали логику Орды, адаптированную к индустриальному веку.

Современные вызовы и возвращение субъектности

Вопрос субъектности в международных отношениях и внутренней политике приобретает особое значение для постсоветских государств. Казахстан, как государство с богатым историческим наследием и сложным опытом интеграции в евразийские и глобальные системы, сегодня сталкивается с необходимостью переосмыслить своё место в мире. Это не идеологическая формальность, а инструмент стратегического выживания, особенно для наций, переживших опыт вассалитета или внешнего доминирования.

Субъектность- это право и способность действовать от собственного имени, исходя из собственных интересов и ценностей. В классическом политико-философском смысле субъектность предполагает наличие воли, права голоса и силы осуществить эту волю. Для нации это означает:

признание своей исторической идентичности,  наличие стратегии будущего,  институциональные механизмы самореализации в геополитике, экономике и культуре.

Отсутствие субъектности- это не просто политическая слабость. Это состояние, при котором решения принимаются извне, а народ свыкается с ролью объекта чужих интересов.

К моменту начала контактов с Россией в XVI–XVIII веках казахи представляли собой не аморфную этническую массу, а организованное государство с ханской властью, уходящей к Джучи, сыну Чингисхана. Династическая легитимность, народное управление, система адата и шариата обеспечивали казахскому ханству статус субъекта международных отношений. В отличие от многих народов, аннексированных напрямую, казахи вначале сохраняли свои институты, включая ханскую власть и суд.

Однако XX век принёс драматический разрыв с этим наследием. Советская индустриализация, репрессии, голод 1920–1930-х годов, насильственная оседлость и депортации привели к утрате субъектного самовосприятия. Казахстанцы всё чаще воспринимали себя как статистов, а не как участников истории.

С обретением независимости в 1991 году Казахстан получил шанс восстановить субъектность. Однако вместо стратегического самоопределения была выбрана тактика «многовекторности», формально нейтральная, но на деле маскирующая отсутствие стратегического вектора. Вступление в союзы без ясной национальной доктрины ведёт не к партнёрству, а к неравноправному положению.

Субъектность- это не агрессия, а зрелость. Национальная субъектность не означает конфронтации, но требует твёрдой позиции: защита языка- без истерик, но без уступок,  экономическая стратегия, ориентированная на устойчивый рост и снижение зависимости,  культурная политика, возвращающая чувство достоинства и историческую память.

История учит: если государство входит в союз как вассал, оно и остаётся вассалом. Только нация, осознающая свою субъектность, может претендовать на уважение, равноценное участие и суверенное развитие.

Современная казахская государственность наследует не только советский административный аппарат, но и тысячелетнюю традицию степной политической субъектности. Признание этого факта является основой как для построения полноценной национальной идентичности, так и для внешнеполитического позиционирования. Возвращение этой памяти не жест против кого-либо, а акт самоуважения.

Субъектность- не привилегия, а обязанность. Без неё не будет ни уважения, ни равенства, ни будущего.